Когда умру, и старый лысый чёртменя в геенну злобно повлечёт,мои грехи в пути перечисляя,и разведёт руками рать святая,перекрестив меня со вздохом,я,почувствовав, как серная струяуже бьёт в нос, воскликну с чохом:— Жив Бог! —и чёрту моему заеду между рог —небось отстанет!..Смерть Цезаря
«Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к цоколю, на котором стояла статуя Помпея, либо оно там оказалось случайно… Можно было подумать, что сам Помпей явился для отмщенья своему противнику, распростёртому у его ног и ещё содрогавшемуся».
ПлутархВ лицо! — в затылок! — в спину! — в пах! —дрожа, вонзаются кинжалы.— И ты, дитя моё?..В глазахузор расплылся мутно-алый.На голову, прокляв богов,он тянет тогу, цепенея,чтобы не видеть свору псови губ насмешливых Помпея.«Уже какой-то час пробило…»
…Уже какой-то час пробило,зажглись гирлянды фонарей.Любовь, прощаясь, уходила,напрасно медля у дверей.Уже и в зеркале встречаямой взгляд, ты прятала глаза,и разговор вели, скучая,как бы не наши голоса, —а я ещё не смел поверить,как одиноко станет мне,когда любовь закроет двери,оставив нас наедине.Голос
Усталок окну отвернулась. Смотря в дождевые потеки,сказала:— Как странно!.. Какой ты всегда бесконечно-далёкий…Ределилиловые тучи, и капли всё реже стучали.Сиделис тобой у окна мы и долго, обнявшись, молчали.И, тая,шептал чей-то голос печальный невнятней и глушео рае,в котором всегда будут врозь кочевать наши души.«Кончалась ночь…»
Кончалась ночь. Ещё крылатейкачалась тень твоей руки…Ты стала близкой — без объятий.Я стал далёким — без тоски.А тёмный шар, багрово-винный,уже вползал на небосвод,пушок румяня апельсинныйруки, все длящей свой полёт.Сонет в сумерках
Приходят сумерки, а в нихВсплывает тайна мирозданья,И в голове родится стих,Венчая радость ожиданья.Он — дым надежд, лебяжий пух,Слетевший в всплеске чувств крылатых,Моей души неторный путь,И оправданье, и расплата.Роднится горе со стихомЛишь тем, что не с кем поделиться,Когда на сердце тяжкий ком,Вокруг же — сплошь — чужие лица…Но как же оба ждут потомСлезами жаркими пролиться!Донна Изабелла