До ее встречи со мной

Разумеется, Бык в его сне очень сильно отличался от героя «Ковбоя и кораллов». Во сне это был опасный, грубый тип; в фильме – один из джентльменов бескрайних прерий. Ни один из этих образов, с надеждой думал Грэм, не должен был сильно привлекать Энн; но ведь оба образа фальшивые – один на экране, другой в его голове. Каков был настоящий Бык Скелтон (для начала – как его на самом деле звали)? Может быть, этот Бык нашел к Энн подход.

Уткнувшись в тупик, мозг Грэма почти без всяких побуждений обратился к мечтам о мести. Сперва он утопил ковбоя в бассейне пина-колады: последние пузырьки из заполненных легких Скелтона остались незамеченными среди бурной пены на поверхности. Затем он кого-то подкупил, чтобы подложить гремучую змею под копыта лошади, когда ковбой огибал огромный кактус; жеребец встал на дыбы, и Бык свалился на землю, а когда он инстинктивно ухватился за кактус, две гигантские колючки, прочные, как сталь, вонзились в кожаные чапсы и прокололи его яйца, как сосиски для коктейля.

Последний вариант отмщения был, впрочем, лучше других. Больше всего Грэм ненавидел, как Бык обращается со своими темными очками. Ему не нравилось, когда люди носили их просто как аксессуар, но и по отношению к самим очкам он тоже испытывал холодную ненависть. Он не любил, когда неодушевленные вещи начинали жить собственной жизнью, пытаясь организоваться в некую четвертую силу после людей, животных и растений; он усматривал в этом нелепость и даже угрозу.

Однажды он читал колонку для водителей, где их предупреждали не носить такие очки, если дорога пролегает через туннели: перемена в освещении слишком внезапна, очкам нужно несколько секунд, чтобы перенастроиться. Грэм практически не сомневался, что Бык не следит за прессой для водителей, и, направляясь на север из Лос-Анджелеса по прибрежной трассе, к этой опасности будет не готов. К ночи доедем до Фриско, обещал он этой шлюшке сучке девке, которая развалилась на переднем сиденье его «кадиллака». Радио было настроено на его любимую кантри-волну; на заднем сиденье валялась пластиковая упаковка с банками пива «Курс-лайт».

К северу от Биг-Сура они въехали в туннель, проходящий под скалой. Бык притормозил на пару секунд, потом его очки приспособились к темноте, и он снова набрал скорость. Они выехали из туннеля в яркий солнечный свет на скорости шестьдесят миль в час. Грэм надеялся, что Бык еще успеет пробормотать свое типичное «Что это тут еще за чертовщина?», но, в сущности, это было не очень важно. В десяти ярдах от выезда из туннеля «кадиллак» врезался в опущенный ковш тридцатидвухтонного бульдозера. В кресле бульдозериста, в замасленной джинсовой куртке и ярко-желтой каске, сидел сам Грэм. Над верхом ковша полыхнуло пламя, а затем последовало тело ковбоя, пролетевшее высоко над кабиной. Грэм огляделся, сдал назад и медленно переехал безжизненное тело, ломая кости и раскатывая плоть в тонкий слой теста. Потом он снова подался вперед, сдвинул обломки «кадиллака» с дороги и услышал, как машина покатилась вниз к Тихому океану. Затем, оглянувшись через плечо на алого пряничного человечка на трассе, он с лязгом двинулся обратно в туннель.

– Можно я у тебя еще кое о ком спрошу? – поинтересовался Грэм на следующий вечер, когда они уже лежали в постели.

– Конечно. – Энн подобралась; она надеялась, что на этот раз будет лучше, чем в прошлый. И в позапрошлый.

– Бык Скелтон.

– Бык Скелтон? Господи, где ты его увидел-то? Я вообще не помню, что снималась с ним.

– «Ковбой и кораллы». Довольно жуткий фильм, надо сказать. Ты играла девушку в раздевалке, которая берет у героя шляпу и говорит: «Ух ты, у нас тут обычно таких огромных не бывает».

– Я такое сказала?

Энн испытывала интерес наряду с облегчением. Кроме того, от безумного обвинения ей было слегка не по себе. Если он думает, что я могла трахаться со Скелтоном, кого еще ему придет в голову заподозрить? Энн решила на этот раз не торопиться с разуверениями.

– Боюсь, что да, – ответил Грэм. – И придала каждому слову его полный вес.

– А он что ответил?

– Не помню. Какую-то ерунду про то, что в Аризоне от красного мяса у всех все вырастает. Что-то изысканное в этом духе.

– А я что на это сказала?

– Ничего. У тебя была только одна реплика. Дальше ты просто мечтательно глядела.

– Да, я помню, так приходилось делать часто. Взгляд девы, потертой теплой перчаткой. – Она почувствовала, что Грэм сжался, услышав эту фразу. – Я делала вот что: вспоминала, когда последний раз прилично обедала. От этого глаза подергивались похотливой поволокой.

– И что?

Тело рядом с ней снова закаменело.

– И что?

– Ты с ним спала?

– С Быком Скелтоном? Грэм, у Габби Хейса[27] и то было бы больше шансов.

Грэм повернулся к ней и прижал ее лицо к своей руке; ладонь протянулась и опустилась ей на живот.

– Хотя однажды я дала ему себя поцеловать.

Его предположение было таким смехотворным, что, по ее понятиям, он заслуживал в ответ полную прямоту. Рука Грэма на ее животе замерла. Она знала, что он по-прежнему ждет.