Продавец времени

– Входи… Отдохнем и вернемся к погорам, вещи заберем… Да и короб мой там остался, беспокоить Чару будет.

Внутри было тепло и сухо, пахло запаренными травами, а на столе стояла, поблескивая в полумраке полупустая склянка с золотой жидкостью. Лесьяр быстро убрал ее, перекинул шнурок через голову и спрятал под рубашкой.

– Садись, у меня тут сухари припасены да оленина вяленная. Не ахти что, конечно…

Они ели молча, смотрели на горящие уголья, думая каждый о своем. Неждана опустилась у очага на колени, тихо заплакала:

– Неужели я не смогу спасти ее?

В груди Лесьяра жгло. Он хмурился, пытаясь понять – надо ли говорить княжне, что Жница отозвалась на свое имя, да и ее, Неждану, помнит? Решил, что – нет: никто не знает, удастся ли излечить Жницу, или придется опрокинуть ее в мир мертвых как есть. Будет Неждана знать, что мать в Жнице еще жива, дрогнет – он бы сам дрогнул, окажись он на ее месте. А потому решил сберечь, промолчал.

Опустившись на колени рядом с девушкой, он осторожно привлек ее к себе, положил голову на свое плечо. Она прижалась к нему щекой и плакала – горячие слезы капали на грудь, оставляя темные пятна на рубахе. Юноша гладил ее по голове, по спине, надеясь, что Неждана успокоится раньше, чем их обнаружит Жница.

– Полно те, полно, – шептал, убаюкивая.

Задумавшись, он смотрел сквозь костер в темноту: в угольях плавилась, сверкая, акханда.

Он очнулся, почувствовав, что Неждана смотрит на него – ее дыхание обжигало кожу на шее.

– Что?

– Мне так хорошо сейчас… Спокойно.

Признание, которое заставило Лесьяра удивиться – бровь изогнулась дугой, снисходительная усмешка искривила губы.

– Да уж, лучше не бывает, – протянул со вздохом.

– Нет, я не об этом… Хорошо, что очаг горит, что тихо, что ты рядом. И твоя рука на моем плече.

– Убрать? – Последнее замечание было сказано странным, неопределенным голосом и обескуражило аптекаря.

Вместо ответа девушка подтянулась и коснулась губами – еще горячими и влажными от слез – его щеки. Будто плеснула на грудь кипятком – стало жарко. Лесьяр, с удивлением читая смуту, что творилась в глазах Нежданы, снисходительно улыбнулся и свободной рукой погладил висок девушки, заботливо заправил за ухо выбившуюся из косы прядь. Пальцы замерли на обнаженной шее.

– Не делай того, о чем пожалеешь, княжна.

Взгляд девушки стал тяжелым.

– Отец хочет избавится от меня, всегда хотел… Редко дома бывал, а когда приезжал, говорил со мной, будто повинность отрабатывал… – ее взгляд потемнел от затаенной обиды.

– Но у тебя он есть, отец, – Лесьяр вздохнул и посмотрел с укоризной: он бы дорого заплатил, чтобы его отец перемолвился с ним хоть словечком.

Девушка замерла.

– Мне страшно, – Неждана, отринув страх и скромность, приподнялась на локте, потянулась к нему: – Поцелуй меня, как там, у дома Яги… Хочу снова почувствовать себя живой… Нужной…

– Неждана, – он позвал тихо, мягко отстраняясь и надеясь, что девушка одумается.

Почувствовав отчуждение, та отпрянула, в одно мгновение заледенев, Лесьяр едва успел перехватить ее руки и потянуть к себе и опрокинуть на свою грудь. Она попробовала вырваться, ударила кулачком по плечу, уворачиваясь от поцелуя. Не удалось – юноша ловко обхватил ее голову, приник к губам – соленым, впился жадно. Лесьяр видел только ее горящие глаза, чувствовал только ее тепло, которым хотел обладать снова… как тогда. Прижимая девушку к себе, он пил остатки ее решимости, ощущая, как становятся мягче и податливей девичьи плечи, с какой негой отзываются ее губы на требовательные и такие нетерпеливые теперь ласки, как ее дыхание сливается с его. Оно пахло тоской и скорбным одиночеством, как полынью.

– Не отпускай меня, – прошептала, когда высвободилась из его объятий, задыхаясь. – Прошу…

Девичья грудь поднималась высоко, с губ срывалось тревожное и трепетное дыхание, от которого мутнели мысли в голове, рассыпались, смешиваясь с дымком растекающегося вокруг огня упускаемого времени-акханды. Лесьяр хотел запомнить этот миг – тепло разгоряченного поцелуем тела Нежданы, ее взгляд и блуждающую улыбку. Он любовался изгибами гибкого и сильного стана, изящной красотой шеи, нежной припухлостью полураскрытых, истерзанных его голодной лаской губ.

– Лю́бая моя, – прошептал, сам не ожидая, с какой нежностью сказанное отзовется в груди. Можно ли верить в то, что разгоралось сейчас внутри – он не знал, но был уверен в другом – оно останется с ним навсегда.

Неждана, в одно мгновение будто протрезвев, привстала – Лесьяр пожалел, что неосторожным признанием спугнул ее, прикрыл глаза, сделав вид, что ничего не говорил и надеясь, что княжна решит – показалось. Но та села удобнее. Забравшись к нему на колени, прошептала.

– Я знаю, чего ты боишься, – ее локти уперлись в его плечи. – Я тоже того боюсь.

Лесьяр положил ладони на бедра девушки, открыл глаза – Неждана была прямо перед ним, смотрела призывно. Он безмятежно улыбнулся:

– Я ничего не боюсь, ты же знаешь, я – аптекарь… От всего знаю снадобья.