Седьмой этаж

тарахтело, переполняясь смятением и ревностью, а мозг лихорадочно

перебирал варианты возможных в такой ситуации действий, ноги

продолжали движение в сторону места назначения. Оказавшись у двери

Лин, Пётр, демонстративно не обращая никакого внимания на Никиту,

постучал в дверь, хотя было понятно, что Лин ещё не пришла с занятий.

Никита, озадачившись этим обстоятельством, уставился на него весьма

недоброжелательно.

— Тебе чего тут надо? — соответствующим тоном поинтересовался он,

сразу припомнив слова Лин о том, что у неё кто-то есть. Расположение,

которое вызвал у него Пётр при знакомстве, растаяло без следа.

— А тебе чего тут надо? – заносчиво ответил вопросом на вопрос Пётр.

Любые конфликты всегда были для Петра чем-то крайне нежелательным,

неестественным, и болезненно им переживались, поэтому он по

возможности всячески их избегал. Он страшно нервничал сейчас, но его

нервозность, вероятно под воздействием ревности, которая сейчас

захлёстывала его с головой, трансформировалась в отчаянную

агрессивность, которая до этого момента была ему абсолютно не

свойственна.

— Слушай, хлюпик, это комната моей девушки, и тебе абсолютно нечего

тут делать, — угрожающе двинулся на него Никита.

— Она вовсе не твоя девушка, и это мне непонятно, с какой стати ты тут

околачиваешься со своим букетом. Вали отсюда! — распетушился Пётр,

поддаваясь психозу, окончательно теряя свою рассудочность и забывая

о чувстве самосохранения.

— Че-го?!

Пётр почувствовал, что его, вероятно, будут сейчас бить. Он никогда в

жизни не дрался. Когда был малышом, никогда не участвовал в

традиционных детских конфликтах из-за игрушек, поскольку всегда был

готов с радостью отдавать собственность в общее пользование в силу

своего бесхитростного склада. Когда подрос, научился находить

необходимые слова, позволявшие ему с лёгкостью разруливать ссоры со

сверстниками, и был до этого момента глубоко убеждён в том, что не

существует конфликтов, которые нельзя было бы урегулировать с

помощью разумных доводов. Сейчас же, возможно со страху, а

возможно, просто потому, что в этой ситуации он при всём желании не

сумел бы найти достаточно веских и убедительных аргументов, Пётр,

разом позабыв о своей ярой приверженности к пацифизму, не

дожидаясь, пока противник нанесёт удар, вмазал ему первым.

Сражение было недолгим, Пётр, не имеющий необходимых в таком деле

навыков, довольно быстро был отправлен в нокаут. Однако,

справедливости ради надо заметить, что в результате этой стычки

противник унёс с поля боя не многим меньше ссадин и синяков, чем

досталось драчуну-дебютанту Петру, букет был со злостью отправлен

Никитой в мусорное ведро, а сам Никита на сегодня, похоже, оставил

мысль об ухаживаниях, распсиховавшись и разозлившись на Лин. Пётр

решил, что ему не стоит испытывать муки совести по этому поводу. На

войне, как на войне, а в любви каждый сам за себя.

***

У Петра под глазом наливался фингал, носом шла кровь, губа распухла,

и, судя по ощущениям, кое-где на теле имелись приличные

кровоподтёки, но он с лёгкостью счёл бы свои боевые раны за трофеи,

если б не одно обстоятельство. Пётр был озабочен тем, что ему вряд ли

удастся скрыть следы драки от Лин, а объясняться с ней по этому поводу

ему очень не хотелось бы. Он предпочёл по-быстрому покинуть место

происшествия, чтоб она не застукала его тут в таком нелицеприятном

виде.

Очень надеясь никого не встретить по дороге, Пётр поковылял к себе.

Он уже почти достиг цели, как в коридоре мужского крыла нарисовался

Глеб. Бросив Глебу приветствие и быстро отвернувшись, Пётр нажал на

ручку своей двери.

— Стоять.

На плечо Петра легла жёсткая ладонь. Пётр обречённо повернул к Глебу

лицо. Тот пару секунд смотрел на него, потом спокойно сказал:

— Это надо исправить. Идём.

Пётр безропотно последовал за Глебом, подумав о том, что, возможно,

это к лучшему, поскольку Глеб может помочь ему по-быстрому привести

в порядок физиономию, и тогда Лин вообще ни о чём не узнает.

Глеб усадил Петра на кровать и стал рыться в своём ящике со

склянками. Несколько секунд в комнате был слышен только мелодичный

звон стекла. Глеб нашёл нужную баночку с какой-то оранжевой

субстанцией.

— Вот, это быстро сводит синяки и ушибы. Правда, придётся часок

походить в боевой раскраске. Ровно через час просто смоешь мазь — от

синяков и следа не останется. Сиди смирно, сейчас сделаем тебе

макияж.

Глеб стал аккуратно наносить мазь на синяк под глазом.

— Тебя кто так отделал? — поинтересовался он таким тоном, словно

спрашивал Петра о том, не идёт ли на улице дождь.

— Никто, — буркнул Пётр, — …я ударился. Упал и ударился. Я же вечно

падаю.

У Петра вдруг мелькнула мысль о том, что эта отмазка вполне может

подойти и для Лин, если она увидит его физиономию прежде, чем с неё

сойдёт весь компромат, и ему полегчало.

— Понятно, — спокойно сказал Глеб.

Он добросовестно разукрасил мазью физиономию Петра, потом взглянул

на него понимающе и заявил:

— Слушай, Петь, наверное, каждый нормальный мужик хоть раз в жизни

вот таким вот макаром падал и ударялся мордой об табуретку. Всё это

понятно. Просто иногда такие моменты не следует оставлять