К этим мгновенным паузам Князя привыкли даже пугающиеся всего первокурсники. Второкурсники уже привычно ждали, когда любимый профессор вынырнет из раздумчивых глубин и перестанет сверлить их лица внимательным взглядом из-под лохматых белых бровей. Удивительный старик. Седой как лунь, смуглокожий и непостижимо стиляжный, будто всю жизнь фокстроты танцевал. Сколько ни старались лучшие модники-старшекурсники или даже дипломники, всё равно, хоть локти грызи, не могли они добиться такой отточенности жестов, такой посадки головы, пусть чуть шаркающей, но всё равно очень танцевальной, неуловимо струящейся походки. Ну а сдержанный рокот голоса Князя напоминал далёкий гром в тихой ночи. Все девушки, от шестнадцати до семидесяти шести лет, были влюблены в Александра-Васильевича-Александра-Сашу-Сашеньку поголовно. А свои фирменные обзорные лекции-демонстрации в лаборатории профессор вёл так шикарно, что нерадивые лодыри, прогуливавшие лабораторные лекции Князя, сразу зачислялись в племя бездарных, безнадёжных и безмозглых деревяшек. Ассистировать Князю на этих лабораторных лекциях было редкостной привилегией, заработать которую даже отличными оценками было невозможно. Кого из светлых голов Князь выбирал, тому, считай, на мозги знак качества поставили.
…Но на мгновение сделаем, мой дорогой читатель, шаг в сторону. Не будем толкаться и мешать Александру Васильевичу своим присутствием. Я расскажу о месте и времени, в которые мы заглянули.
Ленинградская Техноложка в далёком 1964 году была молодым, стремительно набиравшим популярность институтом, ягодкой, созревшей в ароматах душистых прерий, хорошо запомнивших скоропостижно расстрелянного агента нескольких вражеских разведок. Тот подлый агент долгое время хитроумно притворялся беспощадно-заботливым селекционером человеческого материала, маршалом, Почётным гражданином и, по совместительству, куратором создания рукотворных звёзд и рукотворных солнц во славу обороноспособности государства рабочих и крестьян.
Испокон веков на Руси заведён порядок выпускать на волю птичек Божьих во время коронаций. Вот и крепкозадые вожди-широкоштанники послушали дыхание Чейн-Стокса, похоронили Вождя всех времён и народов, посидели на завалинке, полузгали семечки и, со всей рабоче-крестьянско-партийной смекалкой, сменили, сместили, а то и постреляли соратников во френчах. Заодно и птичек выпустили из клеток таёжных лагерей. Птички встрепенулись, обняли выживших товарищей, обожгли прощальными взглядами стражей своих и вылетели миллионнокрыло.
Русь перекрестилась.
Насельники прерий и шарашек, ошарашенные собственной живучестью и небывалостью достижений, обнаружили себя в сотнях ведущих институтов, «ящиков» и прочих конструкторских бюро с ласковыми фруктово-ягодно-минералогическими названиями. Там они принялись с прежней энергией терзать время, материю и пространство, чтобы придумать ещё более быстрые звёзды, ещё более яркие солнца, ещё более прочную броню, ещё более сильные крылья для смертоносных созданий. Например, одно солнышко так зажгли в далеком Заполярье, что немаленькая часть скальной породы большого острова стала ложем очень Ледовитого океана, а радиосвязь пропала над половиной планеты, что привело в неописуемый восторг дважды героического гуманиста. Поговаривали, тот быстренько посчитал, что такой «подарок», будучи взорван несколько западнее удивительного Бермудского треугольника, породит цунами, достаточное, чтобы смыть треклятого супостата. Гуманист трижды перепроверил и предложил оные расчёты мудрому руководству. Политбюро восхитилось, и хитроумный дважды Герой Соцтруда стал трижды. И так бывает, друг… Но это лишь сказки людей со слишком хорошей памятью. Слишком много помнить вредно для здорового сна и спокойствия окружающих.
Звёзды росли ввысь, прирастали размерами и полезной нагрузкой, рукотворные солнца горели всё ярче, насквозь просвечивая дивизии, маршировавшие через эпицентр из пыли и расплавленного бетона; пессимисты ворчали, что термояд запустят через немыслимые 10 лет, оптимистов не могли сдержать никакие смирительные рубашки, плазмоиды витали над головами невероятно молодых алхимиков, титановые левиафаны сползали со стапелей и ревели в морских глубинах, высоко к стратосфере кружились стаи сверхзвуковых драконов, на Марсе вот-вот должны были зацвести яблони, по всем заколосившимся прериям огромной страны поднимались либо зарывались глубоко под землю колоссальные заводы, лаборатории, фабрики, центры исследований, а в далёких деревнях со свежепорушенными церквями народ тайком крестил внуков, исправно покупал облигации внутренних займов, берёг новенькие паспорта и натруженными руками держал новые дензнаки, старательно пахал землю по календарю и приметам Владимира Красно Солнышко – для крестьянства время вождистских лесополос закончилось, время царицы полей пробежало жирным тараканом, а эпоха всеобще бровастой мелиорации ещё не настала.