Студенты и совсем взрослые люди

Руководители столичных, подмосковных и таёжных «ящиков» постоянно молили, обосновывали, топали ногами и расплавляли прямые телефоны в тихих столичных кабинетах, настаивая и требуя ещё, ещё, ещё! технарей – молодых инженеров, чертёжников, технологов, прибористов, химиков, физиков, расчётчиков – новых дедалов, мерлинов, авиценн и невтонов. А молодые икары уже вовсю крутились на центрифугах Звёздного городка, наполняли лёгкие необычной водой, чтобы превзойти Ихтиандра, входили в барокамеры и термостаты, готовясь совершить небывалое, там – за горизонтами самой смелой мечты.

В передовицах гремели названия открывавшихся втузов, страна бурлила молодостью – вернувшиеся с фронта бойцы любили жён и любовниц с такой же страстью, с какой недавно умирали и побеждали. А истосковавшиеся, нагоревавшиеся и надорвавшиеся за войну бабы со всей нерастраченной любовью приняли родных, вернувшихся, рукодельных, во сне кричавших любимых и нарожали отличных детей. Детки слушали сказки победителей, научились бегать раньше, чем ходить, и мечтать раньше, чем грустить, выросли, прошли конкурсы свирепых вступительных комиссий и наполнили новые институты.

Ленинградский технологический (или Техно-ложка, как его беспардонно называли беспечные студиозусы), благопристойно прикрытый фиговым листком пищевых холодильных установок, вобрал в себя отборных сумасшедших, проведших молодость в лучших германских и британских лабораториях, повзрослевших в прериях подлого британского агента (не к ночи будь помянут) и в зрелости своей учивших великолепно просеянную молодежь премудростям Глубокого Холода – да, именно так. С самой заглавной буквы.

Уже знакомый нам Александр Васильевич Князев был везунчик.

Во-первых, он был сообразительным мальчиком, хорошо слушался бабушку, толково учился в гимназии, петербургский университет окончил с отличием, знал несколько языков, нравился самым умным женщинам, был хорош собой и до неловкости честен. Во-вторых, воюющей Республике Советов инженеры и физики были нужнее блаженных мудрецов, растаявших в балтийской сырости вместе с пароходными гудками, поэтому Князев не пропал без вести в самые хребтоломные годы. В-третьих, он был близким другом будущего нобелевского лауреата, поэтому помогал Петру Леонидовичу распаковывать и монтировать королевский подарок великого Резерфорда, постоянно срываясь в Москву. Если бы классовое чутье его научных оппонентов было бы хоть чуточку слабее, то их отчёты опоздали бы на пару лет, и пошёл бы тогда Александр Васильевич по самым решительным «кировским» спискам. А так… Стараниями бдительных коллег, он на время прервал блестящую научную деятельность и приступил к изучению ремесла землекопа где-то в степях Восточного Казахстана. Ему повезло и дальше – он так и не узнал, в каком лагере и как сгинула-отмучилась его любимая жена, Зинаида Прокофьевна, он выстудил свою любовь, загнал себя в душевный мороз и растворился в бесчисленных таких же терпеливых судьбах, как снежинка в сугробе. А в 1942 году, посреди ужаса отступлений, его, белоснежно-седого сорокапятилетнего старика, по требованию Капицы разыскали, вылечили и доставили в Москву – фронт и промышленность воюющей страны задыхались без кислорода. Кислород был нужен летчикам, морякам, сталеварам, сварщикам, химикам, подводникам и многим другим, кто был прочнее стали, кто делал сталь ещё прочнее – и тем, кому Вождь велел создать рукотворное солнце.

После взлёта в Главкислороде он вернулся в Ленинград, в технологический, где уединился в лаборатории кафедры Глубокого Холода. Со всей беспощадностью и спокойствием бывалого лагерника он выгнал несколько заслуженных идиотов и прихлебал, добился переоснащения лаборатории новым оборудованием, вплоть до новёхоньких, сверхдорогущих машин фирмы «Филлипс», поразив секретчиков великолепным английским. Бравые институтские чекисты обрадовались, что в их заводь зашла крупная рыба, составили обстоятельную записку, направили высокому начальству и… И получили по шапке так, что впоследствии, встречая Князева в коридорах института, приветствовали того со всем служивым пиететом, неизменно по имени-отчеству, разве что не прищёлкивали каблуками совсем уж по-старорежимному. Александр же Васильевич здоровался с ними тоже очень радушно, вот только не мог раскланиваться – боли в сломанных ключицах, четыре криво сросшихся ребра и крепкая замороженная насмерть память не позволяли гнуться.

Он настоял, чтобы младшим курсам обязательно читали обзорные лекции по будущим профессиям – только так можно было завлечь студиозусов пройти через мясорубку матанов, теормехов, начерталок, сопроматов и прочих теорий машин и механизмов – и научиться видеть в будущей профессиональной рутине возможности для новых безумств.

Но я прекращаю болтовню – Князев зарокотал глухим баритоном…