На следующее утро я уже не улыбался: рана Азиза покраснела и стала горячей, он потел и метался во сне, а я не отходил от постели, загоняв всех рабов и распугав служек зверским выражением лица. Лекарей мое великолепие довело до нервной трясучки бесконечными вопросами, хотя последние и утверждали, что состояние больного в норме, просто один из этапов, нужно немного выждать… Все равно я волновался, грозил почтенным старцам всевозможными карами и казнями, кричал на слуг и разбрасывал посуду – нервное напряжение сделало меня несдержанным. Азиз удивленно хмурился на мои вопли и старался вести себя тихо, чтобы не навлечь на себя гнев сумасшедшего султана.
Наконец, жар спал. Рана покрылась корочками, неприятного запаха не было – я сам тщательно ее обнюхал, не доверяя чужому мнению. И я без сил повалился прямо рядом с полуобнаженным Азизом – наконец-то можно спокойно поспать, не вскакивая среди ночи, не требуя у рабов обтереть горячее тело и не вслушиваясь в дыхание.
Поутру я первым делом попытался нащупать Азиза, но бессовестный мужлан оказался вовсе не там, где надо бы – не подле меня, а в казарме стражей. Меня такая ярость захлестнула, что еле сдержал руку, когда нашел его. Так бы и отхлестал по невозмутимой физиономии!
- Что ты здесь делаешь? Забыл свое место?
- Мое место здесь, - спокойно возразил Азиз, и пока я в гневе глотал воздух, осторожно дополнил, - или мне – в сераль?
- Тебе – ко мне в покои. Все. Ни шагу от меня, ясно?
Развернувшись, рванул к себе, от непонятной ярости мутилось в глазах – да как он посмел куда-то уходить без разрешения?
- Не наигрался еще? – донесся тихий вздох из-за спины, меня подкинуло и внезапно стало все равно, что мы стоим посреди коридора, спереди и сзади – стража, а из-за угла появилось несколько спешащих куда-то слуг.
Я резко повернулся к Азизу и уставился в его устало-понимающие глаза.
- Нет, я еще не наигрался, как ты изволил выразиться. Кажется, я ясно дал понять, что ты мне весьма небезразличен? К чему этот демонстративный уход?
- Вечером великолепный султан говорил другое, - невозмутимо заметил Азиз, я припомнил, что опять кричал и распекал своего молчаливого любовника.
- Да? Не помню. Не было такого! – я действительно не мог припомнить, что именно высказывал воину.
- Как скажет повелитель, - покорно поклонился Азиз, заставив меня скрипнуть зубами от этого показного смирения.
Я рывком поднял голову застывшего в поклоне Азиза, сжав в горсти отросшие волосы. Чуть раньше небрежно сброшенная чалма покатилась по полу. Из моих уст вылетало какое-то дикое шипение, мало похожее на нормальную речь.
- Не смей издеваться надо мной, раб! Мало тебе того, что я не ем, не сплю? Теперь я сказать тебе ничего не смею? – внимательные глаза воина чуть прищурившись ощупывали меня, словно Азиз пытался решить что-то для себя. - Да хватит на меня так смотреть!
- Великому султану нужно отдохнуть, - тихо произнес Азиз, наверное, волнения оставили заметный отпечаток на челе.
- Сам знаю, - проворчал я и, не удержавшись, прикоснулся к обветренным сухим губам.
Азиз ответил мне сразу, хотя и с непривычной осторожностью, продолжил говорить я уже вполне мирным тоном:
- Обиделся на меня?
- Кто я, чтобы обижаться на самого султана? – усмехнулся воин.
- Тогда что?
- Показалось, что надоел.
- Это тебя шайтан смущает. Тоже еще придумал – надоел! Все – пойдем, там, наверное, уже завтрак принесли…
В тот же день я приставил к ненаглядному стража, велел охранять и слушаться, но ни в коем случае не оставлять одного. Пока выдавал указания, Азиз внимательно слушал, потом я услышал его тихое «зачем».
- Не обижайся, знаю, что ты умелый воин, но я не готов снова жертвовать своим спокойствием только оттого, что некоторые полагают себя неуязвимыми. Пусть другие получают раны. Не ты.
Азиз ничего не возразил – он вообще больше молчал. В тот вечер он долго нежил и ласкал меня, вырывая из уст совершенно недостойный султана скулеж, а потом, прижался всем телом. Уже засыпая, я услышал задумчивый вопрос:
- Не пойму, что ты так… цепляешься за меня?
- Не рад уже? – хмыкнул я, замирая.
- Рад. Еще как. Но все же – почему?
- «Клинок» красивый! –хихикнул я, из вредности не поясняя более ничего.
Пусть сам догадается. Не маленький уже.
***
За всеми волнениями и не заметил, как прошли отпущенные Сирхану три дня, а потом и больше, а от палача – ни слуху, ни духу. Хотел уже пожурить его, но тут он сам заявился пред мои светлые очи, да не один, а с заговорщиками. Нашел-таки.
Окинув взглядом зал, отметил, что среди ровных рядов распластанных на мраморе евнухов, затесалось несколько дам из Дома радости, оставалось лишь удивляться масштабности заговора. Повернувшись к Сирхану, тихо спросил:
- Они действительно все… злоумышляли? Вот прямо – все?
Сирхан блеснул глазами:
- Было больше. Некоторые… не выжили.
- Даже так? А кизлярагасы? Не помню, чтобы ты что-то докладывал по поводу него.
- Вчера скончался. Думаю – сердце, - улыбнулся краешком рта Сирхан.