Ключи Марии

– Это наша девичья забава, – ответила она безразличным тоном, уголки ее губ приподнялись, обозначив едва заметную улыбку.

– И что она означает? – продолжал Олесь.

– Да ничего особенного. Я ее предупредила, что здесь присутствует один балбес из гестапо, который за ней пытался увиваться. Он бы им испортил весь вечер. Просто мы когда-то придумали себе такие невинные фразы, которые могут означать только одно: исчезни как можно скорее.

Нельзя сказать, что такое объяснение его удовлетворило, но он понимал, что ничего другого не услышит. Когда они справились с уткой под красным соусом, к их столу поторопился толстый офицер и пригласил Арету на танец. К удивлению, она не стала отказываться, даже улыбнулась ему и чуть ли не с удовольствием и благодарностью приняла приглашения. Олеся это взбесило, он налил себе полный бокал и выпил. Потом еще один.

«Как она могла? Она же их ненавидит». Он этого не мог понять. Не мог понять, почему Арета так мило улыбается своему партнеру, даже заливается смехом в ответ на его комплиментарный, должно быть, шепот. Олесь от нечего делать рассматривал зал. Ресторация действительно показалась ему теперь похожей на казарму, подавляющее большинство посетителей были военными. Они весело галдели, постоянно подзывая официантов, чтобы заказать новую выпивку и музыку, а потом шли танцевать, выцокивая ритм подкованными подошвами сапог. Женщины были нарасхват, потому что их было меньше.

Когда музыка умолкла, то толстяк провел Арету обратно к столу, придвинул кресло и поклонился. Олеся он просто не заметил. Его не было. Он был прозрачен, как стекло.

– Не хватало только, чтобы ты с этими… плясала, – буркнул Олесь.

– Успокойся, Лесик! Будь умным. Твои фантазии не имеют ничего общего с реальностью! Или тебе хотелось бы скандала на ровном месте?

Ого! Лесик! Так она к нему еще не обращалась.

– Что ты ему рассказала о нас?

– О нас?

Он понял: «нас» не существовало. Ситуация стала раздражать Олеся еще больше. Этот ее тон, высокомерие, которое он в ней раньше никогда не замечал и неожиданная холодная отчужденность. Ему захотелось демонстративно резко встать из-за стола и уйти. Но не хватило силы воли. Арета его держала рядом, словно была мощным магнитом, а он просто – куском железа. Возможно, этим своим равнодушным и холодным тоном она хотела остудить его напрасные чувства. На его языке вертелось слово «люблю», но он боялся его вытолкнуть из рта, боялся, что это признание оттолкнет ее еще дальше. Он ясно видел, что она его признание в любви, по крайней мере здесь и сейчас, не воспримет. Но слово это не покидало его, он повторял его, надеясь, что она, как уже было не раз, услышит слово, прочитав его мысли. И так же мысленно он целовал ее большие полные губы, напомаженные в этот вечер вызывающе и маняще. Однако она его не слышала, и мыслей не читала или же делала вид, что не слышит, потому что иначе ей пришлось бы как-то на это признание отреагировать?

Олесь рассказал девушке, как ее искал, как тосковал по ней, отважился даже признаться в своих страданиях без нее, как его охватывали отчаяние и страх, только из-за предположения, что он больше ее не увидит. Хотя он и не произносил слова «любовь», но все в нем – и глаза, и руки – излучало это чувство. Дни, прожитые без Ареты, упоминались, как бесполезно утраченные, вычеркнутые из жизни, потому что он жил только памятью о ней, и сама мысль, что они снова должны расстаться, его ужасала. Он рассказал ей о своих навязчивых снах, потому что и в снах искал ее, пытался позвонить, но не мог вспомнить номера. И это его очень вымучивало, он просыпался и только тогда понимал, что у Ареты нет телефона. И теперь ему предстоит снова видеть похожие сны, сны, которых он теперь боялся.

Она слушала его исповедь с благодарностью во взгляде, но ни словом не ободрила, только теплой улыбкой. Возможно, в ее печальных глазах даже блеснули слезы, потому что она быстро поднялась, прихватив сумку, и вышла в туалет.

Олесь смотрел ей вслед и ему казалось, что сейчас она исчезнет, просто убежит от него, не желая больше слушать всю эту романтическую болтовню. «С женщинами так нельзя, – вдруг зазвучал в ушах голос Косача, – женщины не любят тюфяков. Им нужна мужественная железная воля, твердая рука и властный голос». Но Арета вернулась. Ее глаза светились, а в уголках губ играла улыбка.

Она села, отпила вино и посмотрела на Олеся удивленным, лучистым взором, словно увидела его впервые, и словно не было перед этим моментом за этим столом ни слов, ни признаний. Но тут и сам Олесь отвлекся от своих чувств, услышав, как в голову постучали другие волновавшие его вопросы.

– Скажи, – спросил он, – Гитлер действительно овладел сверхъестественными способностями? Я об энергии «Врил».

– Ты опять об этом, – сказала она сухо. – Ну если так хочешь знать, то нет, не овладел. Но тебе не стоит беспокоиться об этом. У тебя же есть другие проблемы. Чтобы ты понимал… От полковника Ваврика немцам известно, куда перед бегством на Запад приходили мы с твоим отцом.

– Ты о трактире Соломона?