– Но я не хотел делать ничего дурного! Видите ли, у меня серебряный зуб… вот! – Он открыл рот и показал зуб из чистого серебра. – Я решил, это все равно что серебряная пуля. Укус серебряным зубом снова превратит оборотня в нормального зверя, изгонит из оборотня злой дух. Серебро же убивает демонов! Я только хотел помочь ему!
Услышав эти слова, Плакса вдруг прослезился. Он подошел к Бумбачу и крепко обнял его.
– Спасибо, – всхлипнул он.
– Ах, пустяки, – пожал плечами Бумбач.
– Однако некоторое время придется понаблюдать за нашим Плаксой. На тот случай, если у него появятся какие-нибудь странные симптомы, – произнес Нюх.
Напряжение спало, и началось вечернее развлечение: к величайшему восторгу местных леммингов. Бумбач пел, а Флоретта танцевала. Позже, когда Грязнуля с Плаксой отправились к себе, Грязнуля тяжело вздохнул.
– Что случилось? – развернувшись, спросил Плакса.
– Твоя шерсть… она вылезает! Ты лысеешь прямо на глазах!
– О ужас! – вскричал Плакса. – Я меняюсь? И вдруг он увидел на морде Грязнули ухмылку.
– Попался, а, Плаксик? – спросил Грязнуля.
– Ах ты дрянь! – прорычал Плакса. – Ну нет, больше я не попадусь на твою удочку!
Грязнуля вошел в спальню первым и проверил, есть ли под кроватью ночной горшок. Найдя его в положенном месте, он удовлетворенно хмыкнул: там он обнаружил еще кое-что, о чем не стал сообщать Плаксе.
На дворе стоял жуткий холод, свистел ветер, гоня перед собой хлопья снега, сверкающие при лунном свете. К утру, конечно, снега наметет по пояс. Друзья задумались, как они в такую погоду доберутся до Кранчена? Дело в том, что лишь в некоторых каретах были установлены небольшие угольные печки, большинству же пассажиров приходилось закутываться в меховые одеяла, потому что кучера, повинуясь присущему лесным зверям страху перед огнем, не разрешали отапливать кареты. Кучер, попавшийся ласкам, был одним из них.
Оба ласки переоделись в ночные рубашки и, прижавшись друг к другу, легли в постель бок о бок, уставившись в потолок. Плакса, еще не успокоившись после перенесенных испытаний, принялся стонать, но кто-то постучал ботинком в стену, и он замолк.
– Ты знаешь, у одного графа-лемминга в его особняке были голубая и красная комнаты? – спокойно спросил Грязнуля. – Он всегда спрашивал своих гостей, в какой они предпочитают ночевать. Если гость выбирал красную спальню, он умирал той же ночью. Те же, кто предпочитал голубую, безвозвратно исчезали.
– Что… что становилось с теми, кто исчезал… Я хочу спросить, куда они пропадали?
– Много лет спустя, после смерти графа, обнаружили, что матрас раздвигался, и гость проваливался в ящик под кроватью, где задыхался и умирал. Когда ящик открыли, там обнаружили несколько скелетов.
– А разве они ничего не подозревали? Ну, гости?
– Ничего. Хотя нет, один или двое из них, прежде чем уснуть, записали в дневниках, что ощущают в комнате запах гнили.
– Это… это были трупы, да?
– Полагаю, да.
Плакса принюхался. Ему показалось, что он чует слабый запах чего-то гнилого. Да, он был в этом даже уверен. Но мясо? Нет, ничего похожего. Скорее всего что-то растительное. Овощи? Он облегченно вздохнул, но все же, чтобы развеять неприятные подозрения, задал еще несколько вопросов.
– А где жил этот граф? – осведомился он.
– Да вроде бы где-то здесь, – небрежно помахал лапой Грязнуля. – Где-то неподалеку от Кран-чена. Эй! – Он резко сел. – Уж не думаешь ли ты? Да нет! Конечно, это возможно, но тогда это всего лишь совпадение, правда?
– Что? – нервно спросил Плакса.
– Ну, может быть, этот дом и принадлежал графу, почему бы и нет? Возможно, у его наследников наступили тяжелые времена, и им пришлось продать дом, который стал гостиницей? Это вполне вероятно, но…
– Но – что?
– Ну, это немного притянуто за уши, согласен? Вряд ли эта гостиница была когда-то особняком этого злодея. – Грязнуля с силой помотал головой.
– Ты не рассказал еще о красной комнате. Как… как умирали гости там?
– Ну, там все было гораздо проще. Постельные принадлежности были пропитаны ядом, который начинал действовать тогда, когда простыни и подушка нагревались. Ты ведь обычно ложишься спать в холодную постель, а потом согреваешься, нагревая при этом подушку и простыни, не так ли? Вот так и выделялся яд, убивавший тех, кто лежал в постели.
– А этот яд… чем он пах?
– Гм? Да чем-то вроде портящихся овощей. Гнилой картошкой, капустой… или фруктами. Да, именно так.
– Фруктами?
– Да, что-то вроде этого.
Плакса принюхался. Да, конечно. Определенно. Гнилые яблоки! Он вскочил с кровати и заорал Грязнуле:
– Вставай! Вставай!
– В чем дело? – всполошился Грязнуля. – Что такое?
– Мы в красной комнате графа! Я чую запах смертоносного яда! Гнилые яблоки! Я чувствую их запах!
Некоторое время Грязнуля молчал, а потом щелкнул зубами, что для ласки все равно, как захихикать. Плакса, дрожа в ночной рубашке, зажег свечу, поднял ее и спросил:
– Что тебя так забавляет?
– Под кроватью, – щелкнул в очередной раз Грязнуля. – Посмотри под кроватью!